После войны оставшиеся в живых ефремовцы вспоминали то суровое время с большой неохотой. «Красноармейский паек все время уменьшался, — рассказывал Василий Иванович Ляпин, — голодные бойцы пристреливали падавших от отсутствия фуража лошадей и варили мясо в котелках. Патроны были на вес золота. Красноармейцы были вынуждены с риском для жизни ползать по нейтральной полосе и собирать у убитых обоймы и диски с патронами. Ряды подразделений таяли, а натиск врага усиливался. Голодные, одетые в рваное зимнее обмундирование, хлюпая по воде худыми валенками, они продолжали бить врага…»
В ночь на 2 апреля авиацией фронта на четырех самолетах «Дуглас» для западной группировки армии было доставлено самое большое за последнее время количество материальных средств, а обратным рейсом эвакуирован 31 тяжелораненый.
110-я и 222-я СД, в соответствии с принятым ранее решением, в пять часов утра после пяти минутной огневой подготовки перешли в наступление. Части 110-й дивизии, наступавшие в направлении опушки леса северо-западней и западнее Тулизово, успеха не имели и к исходу дня отошли в исходное положение.
Батальон 1287-го СП в первой половине дня начал атаку Карцево, имея задачей отбить его у противника и восстановить утраченное накануне положение. Несмотря на сильный огонь противника, батальон смог к исходу дня ворваться на его юго-восточную окраину.
222-й СД в начале наступления удалось отвоевать у врага около сотни метров, однако развить успех части дивизии не смогли. Противник, используя систему инженерных заграждений, сильным огнем всех видов оружия остановил их продвижение, а затем заставил отойти в исходное положение.
Не последнюю роль в слабой организации боевых действии дивизий восточной группировки играл тот факт, что начальник штаба армии генерал Кондратьев зачастую находился в нерабочем состоянии, вследствие чрезмерного употребления спиртных напитков. Всю работу по организации боевых действий вел комбриг Онуприенко, который постоянно находился в дивизиях, чтобы хоть чем-то помочь им в решении поставленных задач.
Не помогли решить эту проблему ни товарищеские беседы, проведенные Д. П. Онуприенко и М. Д. Шляхтиным, ни официальное предупреждение, сделанное Марком Дмитриевичем как членом Военного совета армии.
Видя, что начальник штаба полностью отошел от своих служебных обязанностей, М. Д. Шляхтин был вынужден обратиться к члену Военного совета Западного фронта И. С. Хохлову с просьбой воздействовать на генерала Кондратьева. Проведенной Хохловым беседы хватило на два дня, и Кондратьев снова запил. Многие документы того периода времени были подписаны не начальником штаба армии, а старшим помощником начальника 1-го отделения майором В. И. Кондыревым.
И. С. Хохлов приказал начальнику политуправления Западного фронта дивизионному комиссару В. Е. Макарову создать комиссию и направить ее с проверкой в штаб 33-й армии. Но приезд высокой комиссии не напугал «боевого» генерала. Уже сдавший должность члена Военного совета 33-й армии бригадному комиссару Р. П. Бабийчуку бригадный комиссар М. Д. Шляхтин в этот вечер вновь телеграфировал И. С. Хохлову:
«КОНДРАТЬЕВ продолжает пьянствовать. Сегодня напился до того, что работать был не в состоянии. Весьма болезненно он реагирует на работу комиссии, посланной тов. МАКАРОВЫМ.
(п. ИЗНОСКИ, ШЛЯХТИН М.Д.»)
Конечно, при таком отношении начальника штаба армии к выполнению своих служебных обязанностей говорить о какой-то продуманной работе штаба армии не приходится. Больше всего удивляет позиция командующего фронтом генерала Жукова, который, зная о постоянном пьянстве начальника штаба армии, не принял никаких мер к отстранению Кондратьева от должности.
Получив телеграмму М. Д. Шляхтина, член Военного совета Западного фронта И. С. Хохлов приказал дивизионному комиссару Макарову немедленно убыть в Износки и разобраться с поведением генерал-майора Кондратьева.
Выехавшему в штаб 33-й армии Василию Емельяновичу Макарову долго разбираться не пришлось, да и не в чем было разбираться: все было ясно как божий день. Вечером в штаб фронта ушла шифротелеграмма следующего содержания:
«Ознакомился лично с положением дел в армии. Кондратьев совершенно разложился… В интересах дела считаю необходимым Кондратьева немедленно снять и прислать из фронта человека на должность начальника штаба армии…
(П. Износки. МАКАРОВ».)
Однако, ознакомившись с телеграммой, Георгий Константинович не усмотрел в поведении генерала Кондратьева ничего особенного. Таких «орлов» в Красной Армии хватало, и решил не предпринимать в отношении него никаких мер — пусть работает. Правда, назначенному несколько дней назад на должность члена Военного совета 33-й армии бригадному комиссару Р. П. Бабийчуку приказал через несколько дней лично доложить о том, как ведет себя Кондратьев.
Спустя пять дней член Военного совета 33-й армии отправил в адрес генерала Жукова шифротелеграмму:
«Согласно Вашего личного приказа доношу.
Тов. Кондратьев занимаемой должности не соответствует:
2. Кондратьев систематически бывает пьян. 06.03.1942 года он в пьяном состоянии подписал явно не выполнимый боевой приказ. В результате части понесли ненужные потери.
3.04.1942 года он явился на доклад к бывшему члену Военного совета Шляхтину в сильном опьянении, а на следующий день это категорически отрицал. О пьянстве Кондратьева знают в штабе и частях, в силу чего авторитета Кондратьев никакого не имеет.
(П. Износки. БАБИЙЧУК».)
Но и после этой телеграммы командующий Западным фронтом не принял никаких мер к Кондратьеву, а тот понял это по-своему: сам генерал армии Жуков ему ничего сделать не может — и продолжал пьянствовать до последнего дня пребывания в 33-й армии, когда был оправлен на учебу в Академию Генерального штаба.
Обстановка в полосе 43-й армии, которая безуспешно пыталась пробиться на соединение с частями западной группировки 33-й армии, продолжала оставаться очень сложной. Ознакомившись вечером с результатами ведения боевых действий подчиненными ей дивизиями, командующий фронтом генерал армии Жуков приказал оправить в адрес генерал-майора К. Д. Голубева и члена Военного совета армии дивизионного комиссара С. И. Шабалова телеграмму следующего содержания:
«Приказ тов. СТАЛИНА об очистке тылов ЕФРЕМОВА к 27.03.1942 года Вами не выполнен и в срок, установленный к 30.03.1942 года. Сегодня 02.04, а у Вас абсолютно нет никаких успехов. Видимо, вместо энергичного и добросовестного выполнения приказа в армии крепко укоренилась и проводится система лживых заверений и невыполнений поставленных задач…
За невыполнение поставленной приказом тов. СТАЛИНА задачи объявляю Вам ВЫГОВОР и предупреждаю, что, если в течение ближайших трех дней задача не будет выполнена, я поставлю перед тов. СТАЛИНЫМ вопрос об отстранении Вас от командования армией.
(ЖУКОВ, ХОХЛОВ, СОКОЛОВСКИЙ».)
Ограничившись объявлением очередного выговора командующему 43-й армией, генерал Жуков посчитал свою миссию по спасению окруженных соединений 33-й армии во главе с генералом Ефремовым выполненной.
Изучая документы штаба Западного фронта и 33-й армии, вольно или невольно постоянно встает вопрос: «Почему все-таки генерал Жуков не принял необходимых мер по спасению окруженной группировки?» Именно необходимых мер, а не для галочки. То, что им, как командующим фронтом, что-то делалось в этом направлении, сомневаться не приходится. Но тех мер, которые были приняты Жуковым как командующим фронтом, вне всякого сомнения, было явно недостаточно для того, чтобы спасти окруженных. Это видели и понимали многие, начиная от генерала Ефремова и подчиненных ему бойцов и командиров, заканчивая офицерами и генералами штаба фронта и Генштаба. В этом ни капли не сомневались оперативные работники Генерального штаба во главе с полковником Васильченко, которые спустя всего месяц после трагедии довольно подробно изучили ход боевых действий 33-й и 43-й армий в этот период и дали им соответствующую оценку.
Вместе с тем автор в корне не разделяет существующее у ряда исследователей мнение о том, что командующий Западным фронтом преднамеренно не принял мер по спасению окруженных. Ни один командир не позволит такое сделать потому, что это сук, на котором он сам сидит, какие бы взаимоотношения между ними ни существовали. Однако факт того, что генерал Жуков явно безразлично отнесся к судьбе окруженной группировки армии, налицо. А как тогда можно квалифицировать действия военачальника, который, видя, что подчиненные ему войска находятся в смертельной опасности, не принял должных мер по их спасению?
Генерал Голубев не справился с поставленной задачей. Что должен был сделать командующий фронтом? Правильно: или заменить его более деятельным должностным лицом, или путем отправки в армию кого-то из своих заместителей усилить руководство на этом участке и добиться выполнения поставленной задачи. Ничего этого сделано не было.
В узкой полосе ведут боевые действия три армии фронта из девяти, и ничего путного не получается. Что надо сделать? Правильно: разобраться в причинах, организовать более тесное взаимодействие между армиями с целью решения главной задачи — вызволения из окружения соединений западной группировки 33-й. армии — и опять-таки объединить войска единым командованием. Но и этого не было сделано.
И генерал Голубев, и генерал Ефремов, как, кстати, и майор Жабо, весь последний период боев постоянно жалуются на слабую поддержку авиации. Что вы думаете, кто-то разобрался с этим вопросом? Не угадали, ни одного приказа по активизации действий авиации и постановке ей конкретной боевой задачи нет. Не считая таких: «…усилить работу авиации». Какой состав, какие боевые задачи необходимо решить? Разбирайтесь сами.
И так по любому из пунктов задач по организации боя командиром ничего конкретного генералом Жуковым сделано не было: взыскания, упреки, необдуманные и явно невыполнимые приказы, и все.
И это если говорить только о боевых аспектах, а коснитесь вопросов материального и медицинского обеспечения — все те же беспечность и благодушие. В начале апреля 1942 года, когда обстановка уже стала явно тревожной, можно было хотя бы подумать о судьбе более двух тысяч раненых, которых и так-то толком не лечили: не было ни медикаментов, ни квалифицированных специалистов.
Личный состав окруженных частей, ведя бой с противником, знал, что любое ранение средней тяжести, не говоря уже о тяжелом, равносильно смерти: никто операций после получения таких ранений не делал — для этого не было никакой возможности. Самолетами эвакуировали ничтожную часть этих людей. Остальные все погибли.
К тому же надо было понимать, что командование западной группировки 33-й армии, в лице генерала Ефремова и подчиненных ему командиров, ни за что не позволило бы бросить раненых на произвол судьбы, а значит, шансов на спасение, имея такой обоз с ранеными, у окруженных соединений не было абсолютных никаких! Это должны были знать и командующий, и начальник штаба фронта, прослужившие в армии не один десяток лет, или они уже не считали раненых за живых? И это уже не говоря о том, что все время нахождения соединений 33-й армии в окружении вопросу эвакуации раненых из района боевых действий не уделялось должного внимания ни командующим, ни начальником тыла фронта.
О чем можно вести речь, если вместо положенных 20–30 т продовольствия в сутки войска получали, как правило, по 170–250–500 кг, или в среднем 1,3–0,7 % от потребного количества! Зачем тогда было 33-й армии сломя голову лететь под Вязьму?
